Мэрилин Монро – сексуальная богиня

В январе в США состоялась премьера нового сериала «Успех», речь в котором идет о страстях во время репетиций бродвейского мюзикла о жизни Мэрилин Монро. Можете себе представить масштаб проникновения ее личного мифа в современное сознание, если сейчас, спустя 50 лет после ее смерти, у огромной аудитории есть потребность смотреть даже не фильмы или постановки о жизни самой Монро, а целые сериалы о том, как толпа народу страдает и веселится, играя спектакль о ней. А уж то, что регулярно в Америке, Италии, Франции снимают фильмы или о ней, или о том, как все женщины хотят быть ею, — это так, рутина, подобные картины и не переставали выходить.

Про Мэрилин Монро принято писать, снимать и петь одно и то же: ранимая застенчивая женщина всего лишь хотела тихого семейного счастья, но была вынуждена изображать гламурную сексуальную богиню и по ночам от одиночества запивать таблетки бурбоном. Все, конечно, так, но это ничем не отличает Монро от десятков кинодив с похожей судьбой. В сюжете про бедную девушку без связей, приехавшую в Голливуд и ставшую звездой только для того, чтобы спиться или покончить с собой, нет ничего нового, и уж точно им не исчерпывается миф Мэрилин. Остальных киностудии контролировали еще жестче, заставляя выходить замуж по контракту и подсаживая на вещества, которые стали считаться наркотическими гораздо позже. В истории Голливуда, причем и в эпоху Монро, были актрисы и покассовее, и поталантливее. Действительно великих фильмов с ее участием — единицы. Конечно, «В джазе только девушки». Меньше помнят «Как выйти замуж за миллионера», «Джентльмены предпочитают блондинок» и «Зуд седьмого года». Еще меньше — «Принца и певичку», история съемок которого стала основой недавней картины «7 дней и ночей с Мэрилин». И тем не менее у большинства людей именно она первой появляется перед глазами, когда произносят «Голливуд», «секс-символ» и «история кино». Почему она? Потому что первой прошла по опасной грани флирта со зрителями, который до 60-х был запрещен на экране, а в 70-е оказался повсюду. Она не занималась на экране сексом, она его излучала. И подкрепляла высказываниями вне экрана: «Цензоров смущает, что у актрис есть грудь. Их должно было бы смущать ее отсутствие».

Забавно, что когда слово «секс-символ» пришло в русский язык в середине 80-х — в эту пору в СССР наконец стал появляться секс, — все решили, что речь идет о сексуальной привлекательности звезды. В Голливуде 30-х оно имело совсем другой смысл и означало сумму внешних признаков, определяемых как «идеальные мужские» и «идеальные женские». Спенсер Трэйси и Джон Уэйн были идеальными мужчинами и, соответственно, символами настоящей мужественности, а не «самыми сексуальными мужчинами года по версии «People», как сейчас. С актрисами то же самое. Джин Харлоу считалась идеальной блондинкой 30-х, а Лама Тернер — 40-х, и хотя они были красивыми и талантливыми, студии их оценивали с точки зрения попадания в аудиторию. Тогда не было принято говорить о том, что мужчины «хотят» звезду. Сейчас и Харлоу, и Тернер рассматривают как предшественниц Монро — настолько ее слава затмила их популярность. Хотя это, конечно, современное искажение — они были героинями своего времени, и зрители толпами ходили на них в кинотеатры. В мемуарах Тернер с горечью писала, что Монро «украла» ее образ из фильма «Почтальон всегда звонит дважды». Но цензура 40-х позволяла Тернер сыграть секс лишь взглядом и длинными ногами в белых шортах, Монро же в конце 50-х имела целый арсенал разрешенных временем приближающейся свободы средств, чтобы сыграть именно секс, а не быть«секс-символом», каким была, например, другая знаменитая блондинка ее поколения Грейс Келли.

Известно, что в истории остаются первопроходцы и революционеры, чья судьба, как правило, печальна: их или убивают враги в последней попытке сохранить старый миропорядок (как в случае с любовником Монро Джоном Кеннеди), или они становятся жертвой нового миропорядка (к созданию которого сами приложили руку), потому что не смогли сделать следующий шаг. Можно сказать, что Монро предвосхитила сексуальную революцию 60-х, сместив акцент в определении «секс-символ» на первое слово. Но погубило се и прошлое в лице разваливавшихся голливудских киностудий, находившихся к началу 60-х в упадке, и новое время, которому были нужны свежие герои.

Кинозвезды 50—60-х плохо пережили 70-е. Марлон Брандо перешел на неглавные характерные роли и подолгу не снимался, многие — Джеймс Дин, Монтгомери Клифт, Натали Вуд — просто умерли молодыми или перестали работать, как та же удачно вышедшая замуж Грейс Келли. Помните актрису Дорис Дэй, фильмы с которой били все кассовые рекорды с 1953 по 1962 год, как раз в эпоху наивысшей славы Монро? Она до сих пор жива, но не снимается с 1970-го, потому что примерно тогда на се место пришло новое поколение актрис. Возможно, с Монро было бы то же самое.

Выжившие и оставшиеся в профессии были вынуждены играть жестче и современнее, как Элизабет Тейлор, получившая свой второй и заслуженный — Оскар» за роль в фильме 1966 года «Кто боится Вирджинии Вульф?». Ради смачной роли Марты одна из первых красавиц мира состарилась лет на пятнадцать. Невозможно представить, чтобы Монро решилась на такой шаг. Стишком много денег она приносила и слишком законченным был ее образ, чтобы дать ей возможность играть серьезные роли, за которые ее современницы получали награды. У нее так и не оказалось возможности доказать, что она может быть «настоящей актрисой», а не той женщиной-ребенком, которую любила публика 50-х. Все ее попытки изменить к себе отношение и заставить коллег и зрителей смотреть на нее как на драматическую актрису — занятия в «Актерской студии», брак с интеллектуалом Артуром Миллером — не принесли плодов.

Для кинодив время идет по-другому. Индустрия даст им на период расцвета десятилетие. Монро умерла в 36. Всего через 10 лет после смерти, в 1972-м, в год «Крестного отца», в эпоху хиппи и актрис с реалистичной жесткой манерой игры — Джейн Фонды и Фэй Дануэй — Монро с ее фирменными ужимками выглядела бы жалким анахронизмом, а пресса растоптала бы ее как нелепого динозавра.

И все же ей удалось остаться. Как настоящий миф, а не как состоявшаяся актриса, она осела в массовом сознании не только ролями, но и слухами, фактами и отношением к жизни, которое подхватило пост-феминистское поколение женщин, не только стремящееся к равенству и независимости, но и желающее выглядеть на миллион и нравиться. На миф работало все. И легенда о бедной девочке с завода, ставшей всемирно известной. И браки со знаменитостями — спортсменом Джо Ди Мад-жио и писателем Артуром Миллером. И романы с братьями Кеннеди — кто сейчас помнит, что через год после того, как Монро прошелестела -Happy Birthday, Mister President», ему так же пела Одри Хепберн? Если говорить о главных женских кинообразах начала и середины 20 века, Монро нашла свое место между холодной нордической маской Греты Гарбо, силуэтом Марлен Дитрих в смокинге и сигаретном дыму и хрупкой фигурой Одри Хепберн с мундштуком. И выясняется, что из них всех она самая живая, из плоти и крови, смеющаяся и одновременно пытающаяся усмирить взвившееся платье в сцене из «Зуда седьмого года».

Удел звезд — быть недосягаемыми, поэтому их сейчас почти не осталось. Монро была одной из немногих, кто не «играл» трогательность, беззащитность и легкость бытия. В отличие от большинства в ней есть та плотская витальность, которой Ричард Бартон объяснил свой уход из семьи к другой кинодиве Элизабет Тейлор: — Еще чуть-чуть, и ее образ скатится в порно, ее невозможно не хотеть 24 часа в сутки». Но Тейлор, как и Монро, никогда не скатывалась в порно — они обе обещали секс, а не предлагали. В наше время, когда порно можно получить, просто включив компьютер, а на экране происходит иногда настоящий, а не «сыгранный» секс, это обещание и есть последняя киноиллюзия.